Переход от мирного к агрессивному сопротивлению власти зачастую исторически предопределен. Но нередко выбор силового сценария вынуждает отложить действительно кардинальную перестройку общества.
Первого декабря 2013 года на улице Банковой во время штурма Администрации президента сдерживать агрессивно настроенных людей пытались и музыканты, и политики, и журналисты, и обычные протестующие. Чтобы не допустить подстрекаемых провокаторами граждан к рядам "Беркута" и внутренних войск, они даже организовали живую цепь, пишет "ИнвестГазета".

Прошло полтора месяца — и отношение к силовому сценарию среди протестно настроенной части населения кардинально изменилось. Хотя согласно известному исследованию Why Civil Resistance Works Международного центра ненасильственных конфликтов, за последние 100 лет мирные сопротивления власти почти вдвое чаще заканчивались победой по сравнению с вооруженными. И это прекрасно известно многим протестующим.

Интересное начало
В конце 1990-х ученые утверждали, что отныне, в эпоху медиа, все войны будут только информационными, а значит, не нужно будет человеческих жертв. "С повышением способностей информационных систем… акцент будет все более и более смещаться в сторону применения не огнестрельного оружия, а информационного", — писал в 1998 году аналитик Института проблем информационной безопасности МГУ имени Ломоносова Сергей Расторгуев в книге "Информационная война". Однако практика показала, что первые 13 лет третьего тысячелетия не уступают по количеству вооруженных конфликтов последним 13 годам тысячелетия минувшего.
Правда, причины эскалации конфликтов несколько изменились. Настоящим трендом теперь стала гражданская активность, которая может обеспечить революционную ситуацию даже в относительно стабильных до недавнего времени уголках мира. Об этом, в частности, говорится в одном из последних исследований, посвященных "арабской весне", сделанном греческим политологом Стефаносом Валлионатосом для турецкого Центра международных и европейских исследований, в котором, в частности, отмечается весомая роль социальных сетей.
Однако глубинные предпосылки конфликтов между властью и обществом остались теми же, что и несколько десятилетий, и даже столетий назад. В обществе потребления, которое постепенно распространяется в евроазиатском и средиземноморском регионах, ключевыми остаются материальные ценности. "Идеология потребления, утверждающая, что обладание нужными предметами приводит к ликвидации отрыва от превосходящих классов, поддерживает веру человека в демократию посредством мифа о равенстве людей", — утверждает в фундаментальном труде "Общество потребления" один из ключевых теоретиков постмодернизма Жан Бодрийяр. "При этом даже высокоразвитые эффективные общества часто не располагают идеальными юридическими формами распределения материальных благ. Поэтому протесты продолжаются даже в европейских странах", — объясняет Остап Кривдик, политический консультант проектов ЕС в Украине.

Культура протеста
Имея схожие предпосылки, протесты различаются по форме. Почему в Беларуси это были аплодисменты на площади, за которые власть умудрилась арестовать однорукого человека, а в Греции бастующие в первый же день начали поджигать банки — при том, что полиция отвечала лишь слезоточивым газом?
По мнению Кривдика, это определяется политической историей государства и ролью насилия в его культуре. "Полуторамесячное стояние людей на морозе, которое мы видели в Украине — это просто феноменально, подобных прецедентов в мире нет", — добавляет аналитик. Мирными протесты в Украине были далеко не всегда. Так, в 2001-м, на втором году кампании "Украина без Кучмы", демонстранты уже пытались взять штурмом Администрацию президента. Тогда выступления протестующих были жестоко подавлены — так что агрессивное поведение власти в нашей стране не является экстраординарным явлением.
В отличие, например, от ЕС или США, где ожидание насилия от правительства минимально. В таких странах каждый имеет возможность высказаться с помощью медиа и обратиться в суд для защиты своих прав. А разгоны демонстраций бывают обычно только после того, как противники однополых браков или ультралевые радикалы начинают бросать камнями в полицию. Кривдик приводит в пример шведский города Лунд, где количество протестантов — вот уже на протяжении почти трех десятилетий — составляет всего два человека. Это супружеская пара, которая регулярно стоит в центре города, утверждая, что знает, кто убил премьер-министра Улофа Пальме в 1986 году. У всех остальных недовольных достаточно других возможностей добиться своего.

Ненасильственное беззаконие и законное насилие
Радикально настроенные сторонники протестов не раз обвиняли украинскую оппозицию в пассивности. В пример приводили не только крайне радикальные революции и протесты "арабской весны" или "революцию тюльпанов" в Кыргызстане, где оппозиция начала с установления контроля над южными областями, но даже мирную "революцию роз" в Грузии, в ходе которой все же был захвачен парламент. Большинство подобных сравнений подразумевало, что с властями можно бороться только силовыми методами, нарушая законы.
Действительно, американский теоретик ненасильственного сопротивления Джин Шарп неоднократно писал, что власть обычно формирует законы таким образом, чтобы, придерживаясь их, сбросить ее было невозможно. Поэтому в мировой истории сопротивления власти почти нет примеров, когда участники протестов не нарушали бы законы для того, чтобы победить. "В большинстве псевдодемократических стран узурпация власти опирается на законы. Исключение составляют лишь несколько экспортеров нефти, где диктаторы могут покупать повиновение граждан", — отмечает Дмитрий Потехин, политолог, консультирующий антиавторитарные движения по вопросам ненасильственного сопротивления на постсоветском пространстве и на Ближнем Востоке. Но нарушение закона вовсе не означает эскалации насилия. Если, конечно, его не провоцирует власть. Во всяком случае, в большинстве наиболее известных революций и протестов новейшей истории это происходило именно так.
Соответственно, тактика лидеров оппозиции была неэффективной не потому, что отрицала силовое противостояние, а потому, что не могла обеспечить качественного мирного протеста. Впрочем, в Украине одной из причин эскалации и радикализации протестов стало появление таких законодательных ноу-хау, как запрет носить каски на митинге или ездить колонной более пяти автомобилей. "В таких случаях для части граждан моральный закон становится важнее закона юридического, а запреты превращаются в инструкции", — объясняет Остап Кривдик. По его словам, Верховная Рада в законах, принятых 16 января, по сути написала методички для действий. "Именно благодаря запретам люди начали носить каски и маски, а футбольные хулиганы — объединяться", — уверен эксперт.
Например, во время "твиттер-революции" в Египте власть на второй день протестов запретила гражданам собираться в группы на улицах. И уже на следующий день сопротивление распространилось из Каира на другие города. Точно так же и в Югославии — после того как режим Милошевича принял законы, устанавливающие контроль над университетами и независимыми СМИ, возникла молодежная организация "Отпор", ставшая ключевой силой протестов.

Тактика и стратегия
Многие мирные протесты напоминают известную легенду о драконе, который был непобедим потому, что каждый повергнувший его рыцарь становился драконом вместо него, и продолжал пожирать девиц и испепелять города. Например, после свержения Хосни Мубарака в Египте к власти пришел Мохаммед Мурси, который также не смог обеспечить общественный компромисс и был свергнут через год.
"Эффективность сопротивления бывает тактической и стратегической. Можно сбросить диктатора, и это будет тактический успех, но на его место придет точно такой же диктатор, а граждане не смогут или не будут готовы контролировать его работу", — говорит Остап Кривдик.
Именно насильственные протесты чаще всего бывают стратегически неэффективными. Ведь их участники чаще ориентированы на достижение тактической цели, а организация ненасильственного сопротивления учит общество постоянному участию в контроле над деятельностью власти. Однако, по словам Кривдика, в мировой истории немало примеров, когда власть не оставляет обществу другого выбора, кроме агрессии. "Насилие — это, прежде всего, вопрос моральный. Но бывают ситуации, когда маргиналы, имеющие психологическую потребность в протесте, становятся иммунной системой общества, которое в обычных условиях их ограничивает", — объясняет эксперт.
Дмитрий Потехин, напротив, уверяет, что ненасильственный протест возможен в любой ситуации, нужно только правильно подобрать методы. Причем сменить тактику не поздно даже тогда, когда уже началось силовое противостояние. "Неудачные попытки насильственного сопротивления заставляют общества, которые учатся и действительно стремятся к свободе, искать другие методы", — уверяет он.
Такой опыт есть и в Украине: после упомянутого выше провала штурма Администрации президента 9 марта 2001 года оппозиция глубже изучила методы мирной борьбы и организовала тактически эффективную "оранжевую революцию".

www.delo.ua